Сильный и славный Грэм Грин

Я не ученый и не литературовед, я даже безграмотен. Но даже у безграмотного есть любимые книги.

Пожалуй, меня можно заносить в книгу рекордов Гиннеса по количеству прочтений одной книги. Конечно, счета я не вел, но если читать одну и ту же книгу на протяжении двух с половиной лет, то цифра будет внушительной. Речь идет о «Силе и Славе», написанной Грином в 1940 году. Эту книгу я прочел в двух разных переводах и даже в оригинале. Больше всего меня поразил перевод отца Александра Меня, потому что в каком-то смысле получилось соавторство, ведь отец Александр не только перевел роман, но и озвучил.

Бесчисленное количество водных процедур принял я под звуки этой удивительной книги, бессчетное количество ночей засыпал под нее, трясясь в поездах и стоя в очередях, на протяжении двух с половиной лет Грин и Мень были со мной. Даже когда я впервые попал в Семхоз (место, где служил о. Александр) и блуждал среди этих странно-знакомых домов и деревьев – я слушал Силу и Славу. При всем этом, я почти ничего не знаю ни о Грине, ни об отце Александре. Конечно, потом я прочел и другие книги Грина, но самая сильная и славная, все-таки Сила и Слава.

Отец Александр удивительный человек, мудрый священник и даже святой. Но кто же такой Грин? Этот вопрос долго оставался в тени. Странное лицо, часто даже отталкивающее и жизнь полная удивительных приключений, но приключений не в стране Оз, а по реальному миру, полному боли и отчаяния. Грин три раза пытался покончить с собой в детстве, но ему было начертано иное. Этот человек объездил пол мира, был другом Панамского президента, участвовал во множестве войн, был посвящен в такие интриги мирового масштаба, которые, как правило, остаются за кадром истории. Если, например, книги Льюиса, как истинного домоседа, полны уюта и радости, несмотря на их проблемность и глубину, книги Грина полны страдания и тревоги, они лишь полны желания мира, желания радости, но Грин словно не в силах вынырнуть из мира, он слишком хорошо с ним знаком.

«Доводы об опасности имеют смысл для тех, кто находится в безопасности»,- пишет Грин. Никто (для меня) не смог открыть проблему страдания так глубоко как он. Осуждать туманного бога за наводнения и больных раком детей может только «домосед», человек далекий от опыта страдания. Христианство Грина горько и мрачно, но оно остается именно христианством, не вырождаясь в ложные формы его. Часто в его книгах, быть может это самая живая проблема для него, мы видим конфликт между церковью и человеком. «Церковь ничего не знает о человеке»,- прочтем мы в «Сути дела». Лично я бы назвал это: «подлинное покаяние VS кирпичность католической системы». Грин был человеком, который не мог по-человечески, по-православному покаяться, он не знал, что такое «духовный отец». За холодным камнем храмовой стены его ждал мрачный водоворот мира, о котором он и писал…

Честертон пишет: «современный человек не знает ни мира, ни христианства» и это удивительно печальная истина. Конечно, я не так глуп, утверждать, что книга способна «открыть глаза» кому бы то ни было. Это дело каждого, но я знаю, что Силу и Славу я продолжу читать и дальше, и мой рассказ о Грине на этом не закончится.

На вкус и цвет, товарищ есть.

Звук, такая же чувственная единица, как свет-цвет, запах, прикосновение и даже вкус. Мы привыкли жить плоско, видим все в одной системе координат. А ведь никто не измерял линейкой равноправность одного чувства перед другим. Конечно, большая часть информации поступает через глаза, но как быть с теми, кто лишен глаз? Вряд ли их можно назвать менее полноценными. Я даже убежден в обратном… Глаза – как деньги, в большинстве случаев развращают, обедняют воображение. Хотя, конечно, их вины в этом нет. Представьте себя слепым, на минутку. Может в таком случае, звук, станет более вещественен? Представить себя слепым в полной мере нельзя. Закрыв с силой на минуту глаза, никто не сможет отделаться от хаоса красных точек во тьме. Даже если, специально, долгое время провести во тьме, нам не дадут покоя образы, виденные ранее. Ведь между слепорожденными и ослепшими в жизни – целая бездна. Но мы можем постараться, не закрывая глаз, (умным чувством) представить, что такое – не видеть ничего и никогда. Не выходит?

Почему-то я убежден, что только пошлый человек верит лишь глазам. Зрячих слепцов куда больше, нежели слепых зрячих. Если мы согласимся, что миром правит Гармония (а не хаос), то любое чувство – не просто раздражение определенных рецепторов, чувства – есть энергия. (Об этом даже написаны большие научные книжищи) Что толку от света и цвета, если жизнь для нас, лишь безумный калейдоскоп красок? Это радует глаз, какое то время, а потом неизбежен «приступ эпилепсии». Так уж устроена человеческая душа, что воспринимает лишь стройную, выровненную, согласно Гармонии энергию. Впрочем… Согласится с тем, что миром (и мирами) правит Гармония, лишь тот, чье внутреннее устроение тяготеет к гармонии. Тот, чье нутро ближе к хаосу, согласиться скорее с обратным. Здесь то и скрыта причина бесконечных споров «На вкус и цвет, товарища нет». Человек поверхностный использует это, как отговорку, чтобы не думать, не спорить. Человек посерьезней, будет долго спорить, пока оба спорщика не придут к той точке, когда либо драка, либо это пресловутое «На вкус и цвет». Что касается объективности вкусов, то можно лишь повторить то, что уже сказано. Любитель Габриэля Йареда, гораздо ближе к гармонии, нежели ценитель Иги Попа. Это объективная реальность (про энергию чувств) уже доказанная учеными. (Вспомните эксперименты, как разная музыка влияет на структуру воды, рост растений, жизнь ребеночка внутри мамы) Но есть в проблеме «На вкус и цвет», еще кое-что, не менее важное. Невероятно точно выразил это К.С.Льюис. Полная цитата просто необходима.

«Вы могли заметить, что книги (сюда же и музыка, картины, и прочее «на вкус и цвет»), которые вы действительно любите, связаны вместе скрытой нитью. Вы очень хорошо знаете, что есть общее свойство, которое заставляет вас любить их, хотя вы и не можете выразить его словами, но большинство ваших друзей не видят его вовсе и часто удивляются: почему, любя это, вы также любите то. Опять же, вы часто останавливались перед некоторыми ландшафтами, в которых, казалось, воплотилось то, что вы искали всю вашу жизнь, и затем поворачивались к другу, который появлялся, чтобы посмотреть, что же вы увидели, — но при первых же словах между вами — зияющая пропасть, и вы осознаете, что этот ландшафт значит что-то совершенно другое для него, что он преследует чуждое вам видение и не питает никакого интереса к невыразимому впечатлению, которым вы увлечены. Даже в ваших любимых занятиях не всегда ведь была некая скрытая притягательность, о которой другие, как ни странно, не имеют представления, нечто, недоступное отождествлению, но зато всегда были, на грани исчезновения от начала до конца, запах резаного дерева в мастерской или хлопанье воды о борт судна? Разве не все дружеские отношения на всю жизнь родились в тот момент, когда, наконец, вы встретили другое человеческое существо, у которого был некоторый намек (хотя слабый и неопределенный даже в лучшем случае) на что-то, что вы страстно желали от рождения, и что, в потоке других желаний и во всех кратковременных затишьях между шумными страстями, ночью и днем, год за годом, от детства до глубокой старости вы ищете, за чем следите, к чему прислушиваетесь. Все эти вещи, так глубоко овладевшие вашей душой, есть, но намекают об этом лишь мимолетными впечатлениями, никогда не обещая полного осуществления, отзываясь эхом, замирающим, едва коснувшись вашего уха. Но если оно действительно станет явным, если оттуда когда-нибудь придет эхо, которое не замрет, но зазвучит нарастая, — вы узнаете это. И, вне всякого сомнения, вы скажете: «Здесь, наконец, есть то, ради чего я был создан». Вы не можете рассказать друг другу об этом. Это скрытая подпись каждой души, непередаваемое и неукротимое желание, то, что мы желали раньше, чем встретили наших жен или завели наших друзей, или выбрали нашу работу, и что мы все еще будем желать на нашем смертном ложе, когда разум не будет знать больше ни жены, ни друга, ни работу. Пока существуем мы, оно существует. Если мы теряем его, мы теряем все.»

«Скрытая подпись каждой души»… Какая удивительная мысль! Если такие факты, как: разум, способность связно говорить и работать, - выделяют человеческое существо из мира существ НЕ человеческих, то «скрытая подпись души», доказывает богочеловеческую природу человека, указывая одновременно и на цель его и на то, что он есть на самом деле. Эта мысль и только эта мысль, может разъяснить нам суть такого понятия как «личность». Она дает нам понять, что каждый человек не просто униКАЛен «по-своему», это пошлые и грубые слова. Эта мысль дает понять, что у Гармонии, нет ничего напрасного и повторяющегося, нет ни одного в мире кота с повторяющимся рисунком на шкуре, даже каждый листик и травинка изогнуты и скручены по-разному, в мире даже мертвой природы нет ничего одинакового, а что уж говорить о человеке! Все превозносят человека, от церкви до гуманистов, но только Льюис смог связно объяснить мне, в чем подлинная неповторимость (Скрытая подпись души..) человека. Впрочем, мы затронули уже несколько иную тему, рассмотрение которой выходит за рамки одного эссе.

Вернемся к звуку. Поставлю вопрос острее. Если бы вас поставили перед жестким выбором, ослепнуть или оглохнуть? Я бы выбрал первое. Физический мрак углубляет все внутреннее существо человека. Ведь сказала, Сама Гармония: «Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма?». Писал об этом очень глубоко святой Хуан де ла Крус, в своем труде «Восхождение на гору Кармель». Писали об этом и наши святые. Держать ум во аде, нечто иное как, пребывать мысленно во мраке (в объективном мраке страстей своих), а все для того, чтобы «голова» была поднятой вверх, к звездам, к уже начинающему восходить Солнцу!.. Без этого мрака, очень тяжело сохранять вертикальный смысл нашей жизни. Все как бы катиться, куда то само собой, как в безумном калейдоскопе… Так что же такое звук, во всем этом? Это как раз та точка, в которой мы можем найти «товарища во вкусе и цвете», чтобы радостное скитание под звездами-святыми, на пути к Солнцу, было СОрадостным. В одном из своих эссе я писал о радостной Песне Духа, «которая доступна немногим», эта песня есть высшая гармония «умно-сердечного звука». Молитвенная гармония, которая вбирает в себя все, и музыку и пение, и удивительные смыслы и радостные возгласы, при этом совершающаяся в тишине сердец. Таково, в моем понимании, мистическое значение звука. Таково, понимание света.

Только из тьмы можно увидеть свет. Только в комнате с отключенным светом, можно обрести друга, который так же как вы, затаив дыхание, будет глядеть в окно, на звездное небо и ждать Солнца.

Сообщения отсутствуют.
Сообщения отсутствуют.